Из "Мемуаров барона де Марбо":
О взглядах и принципах дворян, поддержавших революцию.
читать дальше(Ноябрь 1793)
…мы направились в город Крессансак (...) , где (...) я стал свидетелем нового для меня зрелища: большая колонна, состоящая из жандармов, национальных гвардейцев и волонтеров, вошла в Крессансак под звуки музыки. Я никогда не видел ничего подобного, и мне это зрелище показалось великолепным. Но я не мог понять и объяснить себе, почему в середине колонны солдат ехали примерно двадцать подвод с пожилыми мужчинами, дамами и детьми и у всех у них был очень грустный вид.
Эта процессия привела моего отца в негодование. Он отошел от окна и, широко шагая по комнате, в присутствии своего адъютанта, в котором он был абсолютно уверен, не переставал восклицать: «Эти жалкие члены Конвента испоганили революцию, которая могла быть так прекрасна! Вот еще одни невиновные, которых отправляют в тюрьму только потому, что они благородного происхождения или у них родственники-эмигранты. Это ужасно!» Я понял все, что говорил отец по этому поводу, и также испытывал ненависть к этой партии террористов, которые испортили революцию 1789 года.
Но почему же, возразят мне, ваш отец служил правительству, которое он презирал? Да потому, что он думал, что изгнать врага с территории Франции — это всегда дело его чести, которое освобождает военных от солидарности с теми ужасами, которые творил Конвент внутри страны.
То, что отец говорил мне, меня очень заинтересовало, и я был склонен хорошо отнестись к тем людям, которых я видел в повозках. Я узнал, что это были семьи аристократов, которых забрали сегодня утром из их замков и везли в тюрьму Суийяк. Среди них были старики, женщины, дети, и я спрашивал себя, каким образом эти слабые люди могли оказаться опасными для страны, особенно когда я слышал многие голоса, просящие дать им что-нибудь поесть. Одна дама попросила у гвардейца разрешить ей выйти, чтобы купить что-нибудь из еды. Он очень резко отказал, и дама ему протянула ассигнат, прося его сходить и купить немного хлеба. Гвардеец ей ответил: «За кого ты меня принимаешь? За бывшего лакея?!» Эта грубость возмутила меня и т.д…
Про быт военной школы Соррез в годы революции
читать дальшеКогда представители (народа) приходили в классы, особенно на уроки истории, то всегда находился случай, чтобы произнести несколько тирад о великолепии республиканского правительства и о важности патриотических добродетелей, которые этим правительством проповедовались.
Мне вспоминается один случай, связанный с визитом такого представителя по имени Шабо, бывшего капуцина, который однажды на уроке задал мне вопрос по римской истории, спросив, что я думал о Кориолане, почувствовавшем себя оскорбленным соотечественниками, забывшими о его заслугах, и ушедшем к вольскам, заклятым врагам римлян. Учителя дрожали, боясь, чтобы я не одобрил поведение римлянина, но я вынес ему порицание, говоря, что «хороший гражданин не должен никогда поднимать оружие против своей родины, не думать об отмщении, как бы ни были справедливы причины его неудовольствия». Представитель был так доволен моим ответом, что обнял меня, сказал несколько комплиментов директору коллежа и преподавателям, поблагодарив их за правильные принципы, которые они воспитывают в своих учениках.
Современник-дворянин о Революции в целом:
читать дальшеНо даже этот успех не уменьшил моей ненависти к членам Конвента. Эти представители внушали мне ужас. У меня уже было достаточно соображения, чтобы понять, что совершенно не обязательно было проливать столько французской крови, чтобы спасти страну. Что гильотины и убийства были, по существу, жуткими преступлениями. Я не буду здесь рассказывать о системе подавления, которая сковала нашу несчастную родину. Но как бы ни были ярки краски, используемые историей для описания ужасов террора, реальность все равно превосходила ее описания. Что казалось наиболее удивительным, так это глупость и пассивность, с какими население в массе позволяло этим людям властвовать над собой, хотя большинство из них не имели к этому ни малейшего дарования. Что бы ни говорилось, но почти все члены Конвента были страшной серостью и их восхваляемая смелость происходила прежде всего из страха, который они испытывали друг перед другом. Боясь быть гильотинированными сами, они были согласны на все, что от них хотели получить главные зачинщики.
Во время моей ссылки в 1815 году я встречал массу бывших членов Конвента, которые, как и я, были вынуждены покинуть Францию. И они не отличались ни твердостью, ни смелостью и мне часто признавались, что голосовали за смерть Людовика XVI и за некоторые другие отвратительные декреты только потому, что хотели спасти собственную голову. Воспоминания об этом времени меня настолько потрясли, что теперь все, что может быть направлено на восстановление демократии, вызывает у меня омерзение. Настолько я убежден теперь, что массы народа слепы и что наихудшее правительство — это именно правительство народа.
О взглядах и принципах дворян, поддержавших революцию.
читать дальше(Ноябрь 1793)
…мы направились в город Крессансак (...) , где (...) я стал свидетелем нового для меня зрелища: большая колонна, состоящая из жандармов, национальных гвардейцев и волонтеров, вошла в Крессансак под звуки музыки. Я никогда не видел ничего подобного, и мне это зрелище показалось великолепным. Но я не мог понять и объяснить себе, почему в середине колонны солдат ехали примерно двадцать подвод с пожилыми мужчинами, дамами и детьми и у всех у них был очень грустный вид.
Эта процессия привела моего отца в негодование. Он отошел от окна и, широко шагая по комнате, в присутствии своего адъютанта, в котором он был абсолютно уверен, не переставал восклицать: «Эти жалкие члены Конвента испоганили революцию, которая могла быть так прекрасна! Вот еще одни невиновные, которых отправляют в тюрьму только потому, что они благородного происхождения или у них родственники-эмигранты. Это ужасно!» Я понял все, что говорил отец по этому поводу, и также испытывал ненависть к этой партии террористов, которые испортили революцию 1789 года.
Но почему же, возразят мне, ваш отец служил правительству, которое он презирал? Да потому, что он думал, что изгнать врага с территории Франции — это всегда дело его чести, которое освобождает военных от солидарности с теми ужасами, которые творил Конвент внутри страны.
То, что отец говорил мне, меня очень заинтересовало, и я был склонен хорошо отнестись к тем людям, которых я видел в повозках. Я узнал, что это были семьи аристократов, которых забрали сегодня утром из их замков и везли в тюрьму Суийяк. Среди них были старики, женщины, дети, и я спрашивал себя, каким образом эти слабые люди могли оказаться опасными для страны, особенно когда я слышал многие голоса, просящие дать им что-нибудь поесть. Одна дама попросила у гвардейца разрешить ей выйти, чтобы купить что-нибудь из еды. Он очень резко отказал, и дама ему протянула ассигнат, прося его сходить и купить немного хлеба. Гвардеец ей ответил: «За кого ты меня принимаешь? За бывшего лакея?!» Эта грубость возмутила меня и т.д…
Про быт военной школы Соррез в годы революции
читать дальшеКогда представители (народа) приходили в классы, особенно на уроки истории, то всегда находился случай, чтобы произнести несколько тирад о великолепии республиканского правительства и о важности патриотических добродетелей, которые этим правительством проповедовались.
Мне вспоминается один случай, связанный с визитом такого представителя по имени Шабо, бывшего капуцина, который однажды на уроке задал мне вопрос по римской истории, спросив, что я думал о Кориолане, почувствовавшем себя оскорбленным соотечественниками, забывшими о его заслугах, и ушедшем к вольскам, заклятым врагам римлян. Учителя дрожали, боясь, чтобы я не одобрил поведение римлянина, но я вынес ему порицание, говоря, что «хороший гражданин не должен никогда поднимать оружие против своей родины, не думать об отмщении, как бы ни были справедливы причины его неудовольствия». Представитель был так доволен моим ответом, что обнял меня, сказал несколько комплиментов директору коллежа и преподавателям, поблагодарив их за правильные принципы, которые они воспитывают в своих учениках.
Современник-дворянин о Революции в целом:
читать дальшеНо даже этот успех не уменьшил моей ненависти к членам Конвента. Эти представители внушали мне ужас. У меня уже было достаточно соображения, чтобы понять, что совершенно не обязательно было проливать столько французской крови, чтобы спасти страну. Что гильотины и убийства были, по существу, жуткими преступлениями. Я не буду здесь рассказывать о системе подавления, которая сковала нашу несчастную родину. Но как бы ни были ярки краски, используемые историей для описания ужасов террора, реальность все равно превосходила ее описания. Что казалось наиболее удивительным, так это глупость и пассивность, с какими население в массе позволяло этим людям властвовать над собой, хотя большинство из них не имели к этому ни малейшего дарования. Что бы ни говорилось, но почти все члены Конвента были страшной серостью и их восхваляемая смелость происходила прежде всего из страха, который они испытывали друг перед другом. Боясь быть гильотинированными сами, они были согласны на все, что от них хотели получить главные зачинщики.
Во время моей ссылки в 1815 году я встречал массу бывших членов Конвента, которые, как и я, были вынуждены покинуть Францию. И они не отличались ни твердостью, ни смелостью и мне часто признавались, что голосовали за смерть Людовика XVI и за некоторые другие отвратительные декреты только потому, что хотели спасти собственную голову. Воспоминания об этом времени меня настолько потрясли, что теперь все, что может быть направлено на восстановление демократии, вызывает у меня омерзение. Настолько я убежден теперь, что массы народа слепы и что наихудшее правительство — это именно правительство народа.
@темы: литература
-
-
11.11.2008 в 20:45а почему боятся то в данном случае. Кориолан был против республики и хотел восстановить царскую власть.Так что в рамках революционной идеологии было бы логично его не одобрять..
-
-
11.11.2008 в 21:04там в контексте речь шла о том, что директор школы в тайне от республиканских властей продолжал обучать детей аристократов по старой программе. А восхваляли революцию они только в присутствии проверяющих лиц.
То есть мальчик должен был _про себя_ одобрять действия Кориолана, который ушел к врагам переставшей его ценить родины, а _вслух_ - высказываться в поддержку патриотизма.
Учителя боялись, что он перепутает одно с другим и в присутствии представителя революционных властей выскажется в поддержку, грубо говоря, эмиграции.
-
-
11.11.2008 в 21:07