A small part of mankind had the courage to try to make man into. . . man. Well, the experiment was not successful.
Отрывочек из книги Палмера Twelve who ruled о Каррье.
Наиболее печально известное из всех заблуждений Террора произошло в Нанте, знаменитые наяды или массовые потопления, руководимые комиссаром Каррье. Об этих делах очень ученые споры изжили себя, Каррье изображался как чудовище реакционными писателями и писателями-гуманистами, осужденный даже историками более расположенными к Революции, и все же он объект попыток реабилитации в целом не слишком успешных. Каррье, можно с уверенностью сказать, был нормальным человеком со средней чувствительностью, без необычных умственных способностей или силы характера, выведенный из себя сопротивлением, ставшим безжалостным, потому что безжалостность казалась самым легким путем разрешения сложной проблемы.
Нас интересует отношение Комитета Общественного Спасения к потоплениям.читать дальше29 сентября Эро-Сешель зачел вслух Комитету письмо от Каррье, который писал из Ренна, объявившего, после рассказа о других его действиях: «Я предложил в то же время составить несколько грузов из неприсягнувших священников, которые сейчас скопились в тюрьмах и поручить контроль над ними моряку из Сен-Серван известному своим патриотизмом. Комитет прослушал письмо Каррье с «живым удовлетворением» согласно Эро, который ответил Каррье от имени Комитета, сделав замечание, что: «Мы можем быть гуманными когда мы уверены, что победим», и сказав, что представители в миссиях должны переложить ответственность за свои действия на подчиненных, обвиненных в исполнении казни
Дальнейшие события делает упоминание Каррье о грузах из священников очень зловещим. Что бы ни было у Каррье на уме, сама фраза, в лучшем случае неопределенная, затерянное в очень длинном послании, сообщало мало людям в Париже. Возможно, Каррье имел в виду только, что он предполагал переместить священников на тюремные корабли на реке в Нанте, хотя почему он нуждался в моряке для этой цели – непонятно. В любом случае, совет Эро перекладывать ответственность на других мог подтолкнуть неустойчивого Каррье к крайностям. Каррье, однако, впоследствии отрицал, что получил письмо от Эро. Несколькими днями позже Каррье совещался с Сент-Андре и Приером из Марна, когда они проезжали через Ренн на пути в Брест. Они нашли его патриотичным и заслуживающим доверие представителем Конвента. По пути в Нант Каррье встретил Приёра из Кот-д’Ор, который возвратился в Париж с отчетом о взглядах Каррье. Сам Каррье докладывал Комитету 7 октября, что тюрьмы Нанта полны вандейскими партизанами. «Вместо того, чтобы развлекать себя, устраивая им судебные процессы, я должен посылать их по месту их жительства и там расстреливать. Эти ужасные примеры устрашат желающих зла». Комитет в ответ советовал Каррье очистить тело государства от циркулирующих в нем вредных жидкостей
В последующие недели вандейцы, отступая от Гранвиля, двинулись назад к Луаре и Нанту. Революционеры в городе пали жертвой истерии. Ужасная скученность царила в тюрьмах, из-за которой боялись, что разъяренные заключенные сбегут. В тюрьмах было много больных и страдающих лихорадкой, казалось, что ненавистные аристократы увенчают свое злое влияние принеся в город эпидемию.
Каррье размышлял над своей идеей обходиться с контрреволюционерами как с «грузами». Приняв предложение двух местных революционеров, которые показали, как лодки могут быть оборудованы съемными люками, Каррье принялся очищать тюрьмы без судебных формальностей, топя их обитателей в Луаре. Число наяд или уничтожений полных лодок заключенных, было оценено возбужденным «свидетелем» (было несколько свидетелей этих ночных действий) в двадцать три. Тщательное историческое исследование может подтвердить, что произошло четыре таких эпизода, но поскольку они выполнялись в атмосфере секретности вполне возможно, что их число было больше. Установлено, что топили детей как и установлена садистская жестокость одного из людей, привлеченного к этой работе, отрубавшего руки жертвам, изо всех сил пытавшимся покинуть лодки.
Комитет Общественного спасения знал еще до конца ноября, что девяносто священников были утоплены в Нанте. Каррье в своих докладах в Париж упоминал с жестоким сарказмом повторяющиеся "чудеса" на Луаре.Он не дает никаких деталей и, однако. только когда наяды прекратились в конце декабря власти в столице были проинформированны об изобретательности и обдуманном планировании с которым они проводились.Что никто не знал тогда и сейчас никто не знает, это числа жертв. Оно может быть приблиительно равно двум тысячам. Большинство и них было пленными членами вандейской армии.
Комитет вначале не сделал ничего.
Что некоторые из его членов были шокированы мы можем легко себе представить; в частности известно, что Кутон возвысил свой голос за зеленом столом за то, чтобы оправдать отряды и шеренги вандейцев, которые были «сбиты с пути». Но полностью ужас того, что произошло в Бретани, не скоро был осознан в Париже. Ужас, как и террор, был тогда в порядке дня; наяды в Нанте, как и расстрелы из пушек в Лионе, казались в тех обстоятельствах едва ли более чем случайностью. В любом случае во время перехода к новому году, Комитет рассчитывал на поддержку революционного авангарда; итак, хотя несколько комиссаров-эбертистов были отозваны в декабре, другие, включая Фуше и Каррье, были оставлены на какое-то время на своих должностях.
Но у Комитета был особый агент на западе, Марк-Антуан Жюльен, юноша всего лишь восемнадцати лет. Некоторые считали его шпионом только Робеспьера, в действительности он представлял революционное правительство и вел переписку не только с Робеспьером, но и с Барером и Комитетом в целом и во время его путешествия по пострадавшей от войны территории, работал в тесном сотрудничестве с Приером из Марны. Он докладывал о поведении генералов и комиссаров в миссии, ликвидировал беззакония революционных армий, давал инструкции местным администраторам, старался сочетать поклонение Разуму с мерой благопристойности и терпимости. Короче говоря, его назначением было координировать революционные силы на западе и держать их в границах, предписанных его начальниками.
Юный Жюльен начал выражать недовольство действиями Каррье 19 декабря.
Он писал из Венна, за пятьдесят миль от Нанта, и он или не знал о наядах или думал о них как о чем-то незначительном. Он не одобрял лишь приспешников Каррье, которые, говорил он, терроризируют истинных патриотов. Он хотел верить, что Каррье просто неверно оценивает своих людей. Но первого января он написал срочное письмо Бареру и Робеспьеру, требуя, чтобы Каррье был немедленно отозван. К этому времени детали наяд были известны в Париже. По-прежнему о них не упоминалось в донесениях Жюльена. Предметом спора стал старый вопрос конфликта властей. Каррье отказался признавать другого комиссара, его агенты были раздираемы враждой и жестоки, они «грабили, убивали и жгли» без ограничений, и их хозяин упрямо защищал их.
Месяцем позже, теперь очень возбужденный Жюльен снова пишет Бареру и Робеспьеру. Он был в Нанте, видел Каррье, обвинения против которого теперь очень умножились. Вандея вновь поднялась, Каррье и генералы выказывали явное равнодушие, они хотели продлить кризис.
Каррье был сатрапом, деспотом, который убивал свободу, он держался в стороне от добрых республиканцев, предавался тайным оргиям, его секретари были надменны и неприступны, истинные патриоты не могли ничего поделать. Жюльен все еще старался быть честным, признавая, что Каррье сделал большую работу, прежде чем он потерялся, подавляя влияние богачей.
Теперь же, третьего февраля Жюльен наконец мимоходом говорит о наядах.
«Я убедился, - пишет он Робеспьеру, - что он вывел наружу всех тех, кто наполнял тюрьмы в Нанте, без разбора поместил их на лодки и утопил в Луаре. Он сказал мне в лицо, что это единственный путь управлять революцией, и назвал Приера из Марны глупцом, потому что тот не думал делать что-либо с подозрительными, кроме как заключать их в тюрьму».
Несколькими днями позже Комитет Общественного Спасения отозвал Каррье в Париж. Был ли этот вызов вызван новостями Жюльена об утоплениях? Едва ли.
Утопления не были новостью в Париже. Там было мало жалости к жертвам, которые, в конце концов, были в большинстве своем «разбойниками « и «фанатиками». Сам Жюльен не придавал этому особого значения. Смысл как размышлений Жюльена, так и решения Комитета, лишь случайно был гуманен. Каррье назвал члена правящего Комитета глупцом. Он мучил как контрреволюционеров, людей, которых Комитет классифицировал как патриотов и защищал как патриотов людей, которых Комитет считал контрреволюционерами, и которые часто были отбросами общества, мошенниками с криминальными биографиями или жестокими и беспринципными хулиганами, без всякой цели, кроме как сохранять общественный беспорядок. Каррье не сотрудничал с правительством. Он дискредитировал и наносил ущерб Республике. Под революцией он имел в виду беззаконие. Он не осознал, что с 14 фримера даже Эпоха террора имела подробную Конституцию.
В феврале, следовательно, Каррье вернулся в Париж, где к нему вскоре присоединились Фуше и другие недовольные комиссары, которые в своем бесчестье представляли собой коварную угрозу революционному прав. Робеспьер, политический стратег, продолжил свою компанию против «фракций», которая была в действительности компанией за то, чтобы привести к единению движения к цели и признания властей для людей, обученных пятью годами революции. Юный Жюльен продолжил свои путешествия на западе.
Наиболее печально известное из всех заблуждений Террора произошло в Нанте, знаменитые наяды или массовые потопления, руководимые комиссаром Каррье. Об этих делах очень ученые споры изжили себя, Каррье изображался как чудовище реакционными писателями и писателями-гуманистами, осужденный даже историками более расположенными к Революции, и все же он объект попыток реабилитации в целом не слишком успешных. Каррье, можно с уверенностью сказать, был нормальным человеком со средней чувствительностью, без необычных умственных способностей или силы характера, выведенный из себя сопротивлением, ставшим безжалостным, потому что безжалостность казалась самым легким путем разрешения сложной проблемы.
Нас интересует отношение Комитета Общественного Спасения к потоплениям.читать дальше29 сентября Эро-Сешель зачел вслух Комитету письмо от Каррье, который писал из Ренна, объявившего, после рассказа о других его действиях: «Я предложил в то же время составить несколько грузов из неприсягнувших священников, которые сейчас скопились в тюрьмах и поручить контроль над ними моряку из Сен-Серван известному своим патриотизмом. Комитет прослушал письмо Каррье с «живым удовлетворением» согласно Эро, который ответил Каррье от имени Комитета, сделав замечание, что: «Мы можем быть гуманными когда мы уверены, что победим», и сказав, что представители в миссиях должны переложить ответственность за свои действия на подчиненных, обвиненных в исполнении казни
Дальнейшие события делает упоминание Каррье о грузах из священников очень зловещим. Что бы ни было у Каррье на уме, сама фраза, в лучшем случае неопределенная, затерянное в очень длинном послании, сообщало мало людям в Париже. Возможно, Каррье имел в виду только, что он предполагал переместить священников на тюремные корабли на реке в Нанте, хотя почему он нуждался в моряке для этой цели – непонятно. В любом случае, совет Эро перекладывать ответственность на других мог подтолкнуть неустойчивого Каррье к крайностям. Каррье, однако, впоследствии отрицал, что получил письмо от Эро. Несколькими днями позже Каррье совещался с Сент-Андре и Приером из Марна, когда они проезжали через Ренн на пути в Брест. Они нашли его патриотичным и заслуживающим доверие представителем Конвента. По пути в Нант Каррье встретил Приёра из Кот-д’Ор, который возвратился в Париж с отчетом о взглядах Каррье. Сам Каррье докладывал Комитету 7 октября, что тюрьмы Нанта полны вандейскими партизанами. «Вместо того, чтобы развлекать себя, устраивая им судебные процессы, я должен посылать их по месту их жительства и там расстреливать. Эти ужасные примеры устрашат желающих зла». Комитет в ответ советовал Каррье очистить тело государства от циркулирующих в нем вредных жидкостей
В последующие недели вандейцы, отступая от Гранвиля, двинулись назад к Луаре и Нанту. Революционеры в городе пали жертвой истерии. Ужасная скученность царила в тюрьмах, из-за которой боялись, что разъяренные заключенные сбегут. В тюрьмах было много больных и страдающих лихорадкой, казалось, что ненавистные аристократы увенчают свое злое влияние принеся в город эпидемию.
Каррье размышлял над своей идеей обходиться с контрреволюционерами как с «грузами». Приняв предложение двух местных революционеров, которые показали, как лодки могут быть оборудованы съемными люками, Каррье принялся очищать тюрьмы без судебных формальностей, топя их обитателей в Луаре. Число наяд или уничтожений полных лодок заключенных, было оценено возбужденным «свидетелем» (было несколько свидетелей этих ночных действий) в двадцать три. Тщательное историческое исследование может подтвердить, что произошло четыре таких эпизода, но поскольку они выполнялись в атмосфере секретности вполне возможно, что их число было больше. Установлено, что топили детей как и установлена садистская жестокость одного из людей, привлеченного к этой работе, отрубавшего руки жертвам, изо всех сил пытавшимся покинуть лодки.
Комитет Общественного спасения знал еще до конца ноября, что девяносто священников были утоплены в Нанте. Каррье в своих докладах в Париж упоминал с жестоким сарказмом повторяющиеся "чудеса" на Луаре.Он не дает никаких деталей и, однако. только когда наяды прекратились в конце декабря власти в столице были проинформированны об изобретательности и обдуманном планировании с которым они проводились.Что никто не знал тогда и сейчас никто не знает, это числа жертв. Оно может быть приблиительно равно двум тысячам. Большинство и них было пленными членами вандейской армии.
Комитет вначале не сделал ничего.
Что некоторые из его членов были шокированы мы можем легко себе представить; в частности известно, что Кутон возвысил свой голос за зеленом столом за то, чтобы оправдать отряды и шеренги вандейцев, которые были «сбиты с пути». Но полностью ужас того, что произошло в Бретани, не скоро был осознан в Париже. Ужас, как и террор, был тогда в порядке дня; наяды в Нанте, как и расстрелы из пушек в Лионе, казались в тех обстоятельствах едва ли более чем случайностью. В любом случае во время перехода к новому году, Комитет рассчитывал на поддержку революционного авангарда; итак, хотя несколько комиссаров-эбертистов были отозваны в декабре, другие, включая Фуше и Каррье, были оставлены на какое-то время на своих должностях.
Но у Комитета был особый агент на западе, Марк-Антуан Жюльен, юноша всего лишь восемнадцати лет. Некоторые считали его шпионом только Робеспьера, в действительности он представлял революционное правительство и вел переписку не только с Робеспьером, но и с Барером и Комитетом в целом и во время его путешествия по пострадавшей от войны территории, работал в тесном сотрудничестве с Приером из Марны. Он докладывал о поведении генералов и комиссаров в миссии, ликвидировал беззакония революционных армий, давал инструкции местным администраторам, старался сочетать поклонение Разуму с мерой благопристойности и терпимости. Короче говоря, его назначением было координировать революционные силы на западе и держать их в границах, предписанных его начальниками.
Юный Жюльен начал выражать недовольство действиями Каррье 19 декабря.
Он писал из Венна, за пятьдесят миль от Нанта, и он или не знал о наядах или думал о них как о чем-то незначительном. Он не одобрял лишь приспешников Каррье, которые, говорил он, терроризируют истинных патриотов. Он хотел верить, что Каррье просто неверно оценивает своих людей. Но первого января он написал срочное письмо Бареру и Робеспьеру, требуя, чтобы Каррье был немедленно отозван. К этому времени детали наяд были известны в Париже. По-прежнему о них не упоминалось в донесениях Жюльена. Предметом спора стал старый вопрос конфликта властей. Каррье отказался признавать другого комиссара, его агенты были раздираемы враждой и жестоки, они «грабили, убивали и жгли» без ограничений, и их хозяин упрямо защищал их.
Месяцем позже, теперь очень возбужденный Жюльен снова пишет Бареру и Робеспьеру. Он был в Нанте, видел Каррье, обвинения против которого теперь очень умножились. Вандея вновь поднялась, Каррье и генералы выказывали явное равнодушие, они хотели продлить кризис.
Каррье был сатрапом, деспотом, который убивал свободу, он держался в стороне от добрых республиканцев, предавался тайным оргиям, его секретари были надменны и неприступны, истинные патриоты не могли ничего поделать. Жюльен все еще старался быть честным, признавая, что Каррье сделал большую работу, прежде чем он потерялся, подавляя влияние богачей.
Теперь же, третьего февраля Жюльен наконец мимоходом говорит о наядах.
«Я убедился, - пишет он Робеспьеру, - что он вывел наружу всех тех, кто наполнял тюрьмы в Нанте, без разбора поместил их на лодки и утопил в Луаре. Он сказал мне в лицо, что это единственный путь управлять революцией, и назвал Приера из Марны глупцом, потому что тот не думал делать что-либо с подозрительными, кроме как заключать их в тюрьму».
Несколькими днями позже Комитет Общественного Спасения отозвал Каррье в Париж. Был ли этот вызов вызван новостями Жюльена об утоплениях? Едва ли.
Утопления не были новостью в Париже. Там было мало жалости к жертвам, которые, в конце концов, были в большинстве своем «разбойниками « и «фанатиками». Сам Жюльен не придавал этому особого значения. Смысл как размышлений Жюльена, так и решения Комитета, лишь случайно был гуманен. Каррье назвал члена правящего Комитета глупцом. Он мучил как контрреволюционеров, людей, которых Комитет классифицировал как патриотов и защищал как патриотов людей, которых Комитет считал контрреволюционерами, и которые часто были отбросами общества, мошенниками с криминальными биографиями или жестокими и беспринципными хулиганами, без всякой цели, кроме как сохранять общественный беспорядок. Каррье не сотрудничал с правительством. Он дискредитировал и наносил ущерб Республике. Под революцией он имел в виду беззаконие. Он не осознал, что с 14 фримера даже Эпоха террора имела подробную Конституцию.
В феврале, следовательно, Каррье вернулся в Париж, где к нему вскоре присоединились Фуше и другие недовольные комиссары, которые в своем бесчестье представляли собой коварную угрозу революционному прав. Робеспьер, политический стратег, продолжил свою компанию против «фракций», которая была в действительности компанией за то, чтобы привести к единению движения к цели и признания властей для людей, обученных пятью годами революции. Юный Жюльен продолжил свои путешествия на западе.
@темы: литература, личности в революции