4 прериаля II года (23 мая 1794 года), в 9 часов вечера, в дом Дюпле пришла хорошенькая 20-летняя девушка, дочь владельца писчебумажной лавки, по имени Сесиль Рено. Семья Дюпле бдительно охраняла покой своего жильца. Элеонора Дюпле сказала обратившейся к ней посетительнице, что Робеспьера нет дома. Молодая девушка заявила, что представитель народа всегда обязан принимать приходящих к нему людей.
Такое поведение показалось подозрительным. Находившиеся во дворе "друзья Робеспьера", Буланже и Дидье, задержали девушку и повели ее в Комитет общественной безопасности. По дороге она им заявила, что при старом строе к королю можно было входить свободно. Естественно, потом эту фразу использовали против нее. В Комитете ее обыскали и нашли при ней два крошечных ножичка, которыми, видимо, невозможно было кого-либо убить.
Сесиль Рено.
Из текста первого допроса Сесили Рено:
— По каким причинам вы явились к представителю народа Робеспьеру?
— Я хотела поговорить с ним.
— По какому делу?
— Это в зависимости от того, каким бы я его нашла.
— Поручил ли вам кто-нибудь поговорить с ним?
— Нет.
— Собирались ли вы вручить ему какую-либо записку?
— Это вас не касается.
— Знаете ли вы гражданина Робеспьера?
— Нет, я ведь и пришла, чтобы с ним познакомиться.
— Зачем вы желали с ним познакомиться?
— Чтобы выяснить, подходит ли он мне ("pour voir s'il me convenait".
— Что значат слова: "подходит ли он мне"?
— Не желаю отвечать. Больше меня не спрашивайте.
— Сказали ли вы задержавшим вас гражданам, что вы отдали бы жизнь, лишь бы иметь короля?
— Да, сказала.
— Продолжаете ли вы так думать?
—Да.
— По каким причинам вы желали и желаете прихода тирана?
— Я желаю короля, потому что он лучше, чем пятьдесят тысяч тиранов. Я и пришла к Робеспьеру для того, чтобы посмотреть, каковы бывают тираны.
До сих пор неизвестно, что именно было ждала Сесиль от визита к Робеспьеру. Но запуганные недавним покушением Адмираля , члены комитета сразу же решили, что это – покушение на убийство Неподкупного.
В ту же ночь по Парижу распространилась весть, что на "неподкупного" готовилось коварное покушение. Волнение в столице было необычайное. Как раз накануне человек, по имени Адмираль, по профессии лакей, произвел покушение на Колло д'Эрбуа: выстрелил в него из пистолета и не попал. Зато ранил хозяина гостиницы, где остановился Колло. На допросе он признался, что до того приходил в Конвент с намерением застрелить Робеспьера. Оба дела были немедленно направлены в революционный трибунал, к Фукье-Тенвилю.
Фукье-Тенвиль видимо изначально не собирался создавать новую «амальгаму». В первом его сохранившемся официальном письме он, выражая свое возмущение "гнусными преступлениями", сообщает, что тотчас передает дело в трибунал: таким образом, Адмираль и Сесиль Рено были бы немедленно казнены, и на этом дело кончилось бы. Зато у председателя революционного трибунала Дюма были большие планы:
"Всеми возможными способами добиться от чудовища признаний, которые могут пролить свет на заговор.
Рассматривать это убийство с точки зрения связи с заграницей, с заговорами Эбера, Дантона и с делами в тюрьме..."
Кроме того, следует установить связь Адмираля и Сесили Рено с "Питтом".
Идея нашла поддержку в правительственных комитетах. Комитет общественного спасения самым беззастенчивым образом дает суду инструкции (Робеспьер подписывается третьим по счету — крошечными буквами). Фукье-Тенвилю посылаются указания: об этом на суде и следствии говорить можно, о том нельзя; такому-то подсудимому следует обещать помилование, если он выдаст то-то, и т.д.
В Конвенте произносились возмущенные речи. Барер заявил, что тут и "гигантский роялистский заговор барона Батца", (версия, разделяемая и некоторыми историками, в том числе Флейшманном) и "интриги австрийского тирана", и "великая книга преступлений Англии". Еще больше старается Эли Лакост.
Составляется самая причудливая смесь: тут и монархисты, и дантонисты, и эбертисты, мужчины и женщины, старики и 16-летний мальчик, титулованные аристократы и лакеи, артисты и полицейские, офицеры, чиновники, кого только нет? "Амальгамированные" неугодные люди обвиняются в заговоре, в сношениях с Англией, в покушении на убийство Робеспьера и Колло д'Эрбуа. Всего набирается, кроме Сесили Рено, пятьдесят три человека "сообщников". Едва ли сносилась и с Питтом эта бедная девушка, дочь владельца писчебумажной лавки: она была неграмотна. (Во французской википедии в статье об Адмирале есть список всех казненных по этому делу http://fr.wikipedia.org/wiki/Henri_Admirat ).
Газеты того времени полны пламенных статей в честь "чудом спасшегося" Робеспьера. Через два дня после "убийства", 6 прериаля, диктатор появляется в якобинском клубе. Ему устраивается бурная овация. Кутон потребовал, чтобы злодейское правительство Англии было признано виновным в "оскорблении человечества" ("lèse-humanité". Весь зал встает и кричит: "Да! да!" Робеспьер скромно начинает речь словами: "Я — один из тех, кого произошедшее событие должно было бы интересовать всего меньше. Пламенный сторонник священных прав человека не должен рассчитывать на долгую жизнь". Зал разражается еще более бурной овацией. Протокол отмечает: "Единодушные долгие рукоплескания следуют за этой энергичной речью, блещущей подлинным мужеством, республиканским величием души, великодушной преданностью делу свободы и глубоко философским духом".( Вот речь Робеспьера об этих покушениях, однако, процитированных Алдановым слов здесь нет. http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/rob-49.htm)
Покушения на Робеспьера и Коло взволновали санкюлотов. 7 прериаля 14 секций явились к барьеру Собрания... "Будем надеятся, что последние чудовища искупят свои злодеяния", - заявляет секция Марата, заверяя мимоходом, что ее массы всегда были чисты. Секция Музея выражается более ясно: "Раз ничто не может сдержать мщения наших врагов, пусть нация скомандует мщение, но мщение непрерывное .... Пусть мщение царит от восхода до захода солнца, пусть будет слышно только это страшное слово".
А днем ранее другие секции обвиняли во всем "иностранные державы, особенно Англию».
Такие заявления могли лишь побудить Революционное правительство еще более усилить террор; так складывалась обстановка в которой подготовлялся закон 22 прериаля.
«Народ кажется сильно затронутым покушениями на народных представителей Робеспьера и Колло дЭбруа Он жалуется, что наказание полученное чудовищами Адмиралем и Рено, слишком умеренно для таких преступлений." Так говорит полицейский доклад от 8 прериаля. В тот же самый день некий Делэ (?) из Революционного Трибунала Арраса, написал Робеспьеру, прося его в будущем принять более серьезные меры предосторожности. (По книге Флейшманна перевод (скверный) с английского мой). "Это - возможность," - говорит он, «чтобы упрекнуть тебя за твое обычное неблагоразумие.
" Почему Свобода не потеряла ее самого постоянного защитника в тот день? …Не говори, что твоя судьба была бы достойна зависти, так как ты умер бы ради своей страны; страна уже потеряла слишком много добродетельных мужей. Человек, представляющий ценность не должен умирать никогда, и теперь, когда мы заменили самую отвратительную из систем практикой республиканских достоинств и любви к Божественному, по крайней мере, пусть те, кто объявил эти вечные истины, и чьи жизни никогда не противоречили им, будут с нами, чтобы подавать пример. Поэтому, мой друг, будь более осторожным, чем когда-либо; пусть твоя комната будет недоступна для всех, кроме твоих друзей, и не бойся, что такое поведение будет приписано болезненности или надменности оно оправдано этим... нападением; разве нет всегда под рукой пера, чтобы заставить себя услышать?"
В это же время Робеспьер получил сочувственное и льстивое письмо от актеров театра Л Эгалитэ: "Позвольте художникам, вечно благодарным за услуги, которые ты оказал нашей общей матери, нашей стране, уверить тебя, что мы страдали от глубокой печали услышав новости о твоем убийстве; ты без труда поймешь глубокую радость, которая последовала за этим моментом страха, когда мы услышали, что провидение, защитник твоей счастливой судьбы, столь необходимой для счастья республики, сохранило тебя от их отцеубийственных рук. Примите эту слабую дань нашей благодарности, и будьте уверены, что не один из нас почувствовал бы себя счастливым, если б ему пришлось послужить щитом, когда бы и наименьшая опасность угрожала тебе снова.
" Да здравствует республика и ее защитники! (Мы подумали, что нет необходимости изменить стиль, чувствуя потребность выразить тебе те же самые чувства, что и твоему коллеге Колло.)".
На полях этого письма Робеспьер написал: «Льстецы».
Тем временем Фукье-Тенвиль готовил улики. Полиция (видимо КОБ -?) собирает всевозможные сплетни. Какой-то Буазо показывает, что брат Сесили Рено однажды на улице вел разговоры в монархическом духе. Фукье-Тенвиль с торжеством проводит на полях черту коричневым (или выцветшим от времени красным) карандашом, пишет слово "hic" и ставит крест; мы как будто присутствуем при этой сцене: есть, есть уличающий материал, брат Сесили Рено тоже будет казнен.
Дело Сесили Рено и ее 53 "сообщников" слушалось 29 прериаля, (вскоре после принятия страшного закона от 22 прериаля), по одним сведениям, три часа, по другим — пять часов. Фукье-Тенвиль вместо обвинительной речи ограничился несколькими словами. Очень кратко было и заключительное слово председателя Дюма. Разумеется, все подсудимые были приговорены к смертной казни. По закону 22 прериаля приговор мог быть: или полное оправдание или смерть, третьего не дано.
Алданов пишет: Все это дело настолько чудовищно даже для того времени, что один знаменитый историк высказал предположение: не было ли тут "вредительства" со стороны людей, проявлявших на словах восторженную преданность Робеспьеру? Уж не хотели ли они просто его скомпрометировать? Это не доказано, но вполне возможно.Перед казнью на осужденных надели красные рубашки. В те времена эту трагедию прозвали в народе "красной мессой" или "делом красных рубашек".
Дезессар рассказывает, что после приговора Фукье-Тенвиль зашел в буфет и там будто бы кто-то подал ему эту мысль. Сообщение это ошибочно. Фукье-Тенвиль лишь исполнял правительственный приказ. Есть письмо Комитета общественного спасения, предписывающее прокурору надеть красные рубашки на осужденных. По средневековому обычаю красные рубашки надевались перед казнью на отцеубийц. Робеспьер, как народный представитель, как негласный лидер Комитета Общественного Спасения здесь выступает роли одного из отцов нации. Революция любит символы.Тотчас по окончании "процесса" осужденных увели в комнату, где совершался предсмертный туалет. Телеги Сансона уже въехали во двор Дворца правосудия. Для изготовления красных рубашек требовалось время. Осужденные ждали четыре часа, страшная пытка!
Так их и повезли через Париж в красных рубашках. В этот день Сансон мобилизовал одиннадцать своих помощников и выехал на работу с восемью телегами. На первую телегу он посадил женщин, в их числе и Сесиль Рено; другая телега была отведена старикам; третья — юношам. Большинство осужденных вели себя спокойно. Но были и люди, потерявшие самообладание. Шествие было окружено эскадронами национальных гвардейцев и полиции, сопровождаемых пушкой и солдатами, несущими зажженные фитили. Видимо, в честь казни предполагалось дать салют.По дороге процессию встретил второстепенный полицейский деятель Вуллан; он будто бы сказал: "Пойдем, посмотрим красную мессу!" Это выражение распространилось по Парижу, по Франции — так стали называть дело Адмираля и Сесили Рено, потом все вообще массовые казни.
Сансон и его одиннадцать помощников работали всего 28 минут.О поведении Фукье-Тенвиля в тот день ходили разные рассказы. Говорили, что он весело шутил, называл людей в красных рубашках кардиналами, сам присутствовал при их казни и любовался зрелищем. Все это, как считает Алданов, достаточно неправдоподобно.
Из семьи Рено остался в живых один из братьев Сесили, служивший в армии и арестованный позже других. Из тюрьмы он писал Робеспьеру.(перевод с английского мой, довольно неточный): "16 мессидора II года французской республики единой, неделимой, неувядающей. Рено, квартмейстер (?) 2-ого Парижского Батальона, Гражданину Робеспьеру, народному представителю" ГРАЖДАНИН! Если бы я был ее сообщником, той, которая попыталась пронзить твое сердце, я должен был предупредить месть закона, как только я услышал о преступлении и стал терзаться из-за него перед моим арестом. Но, успокойтесь относительно моей невиновности, я должен краснеть лишь за то, что я брат ей, кто убил бы одного из лучших друзей нашей страны, в то время как я желал лишь истреблять ее врагов. Какой контраст! Но я не менее несчастлив.
Заключенный в тюрьму, без сомнения, как подозрительный, могу ли я не бояться долгого заключения здесь? Могу ли я не опасаться быть лишенным в течение долгого времени возможности разделить славу моих братьев по оружию, и чести служить моей стране в тот момент, когда она призывает всех своих детей к ее защите? Эти размышления сокрушают и сокрушают меня. Но что это означает? Разве преступления не требуют личной ответственности? Невинные должны быть наказаны, потому что они - близкие родственники виновного? Я не могу верить этому;невинный человек имеет свои права, но кто услышит о моих? Один, оставленный всеми, без поддержки кроме слабой поддрежки моей невиновности, к кому я обращусь? К тебе, Робеспьер, к тебе, хотя ты должен относиться ко всему моему жизненному пути с отвращением, к твоему великодушию. Помоги мне провести изглаживающей губкой добродетели по картине, которая позорит патриотизм. Будь моим адвокатом; ты способен на это возвышенное усилие. Я снабжу тебя необходимым материалом для моей защиты; это мое моральное и политическое поведение, в отношении которого я не боюсь самого скрупулезного расследования; постоянное рвение, с которым я служил своей стране против ее врагов; благоприятные отзывы, которые я всегда получал от всего своего корпуса; ужас и горе, которое я почувствовал и выказал, когда я узнал, прежде чем был арестован, о преступления и преступнике; и наконец моя юность, которая обещает мне долгиие годы, чтобы служить моей стране со славой.Нужно ли твоему великому серду большее, чтобы совершить прекрасное деяние, и вызволить меня, чтобы меня отслали назад на мой пост, где, и в течение всей моей жизни, я буду вспоминать твои добродетели, ты будешь идолом моей благодарности. "Привет и братство.
" РЕНО."
-
-
22.02.2011 в 15:00-
-
21.03.2011 в 12:45