Тотальное опускание революционеров ниже плинтуса И ваших, и наших - всех польем помоями...
Кому ты, Пантеон, распахиваешь своды
И раскрываешь купола?
Что так слезлив Давид, кому несет в угоду
Кисть, что божественной слыла?
О небо! О судьба! Поверить ли фортуне?
О гроб, залитый морем слез!
А как небось Барер стенает на трибуне --
Аж пафос в клочья, на износ!
Ну, шуму по стране! Набат, сердца пылают,
Негодованье души жжет.
Вот якобинцы им рыданья посылают.
Бриссо, который не солжет,
Твердит, что углядел, как в смраде испарений
Свернулся пеленою мрак:
Клубилась кровь и слизь каких-то испражнений,
Рожденных мерзостью клоак.
А это к праотцам зловещей, грязной тенью
Душа Марата отбыла...
Да, женская рука и впрямь во дни цветенья
Такую жизнь оборвала!
Доволен Кальвадос. Но эшафот в накладе:
Петле за сталью не поспеть.
Кинжал и Пелетье успел туда ж спровадить...
С Маратом есть о чем жалеть:
Он, как никто, любил чужую кровь, страданья.
Скажи "подлец" -- в ответ кричат
"Бурдон!" и "Лакруа!"... Достойные созданья...
Но первым все же был Марат.
Да он и был рожден под виселичной сенью,
Петли надежда и оплот.
Утешься, эшафот. Ты -- Франции спасенье.
Тебе Гора вот-вот пришлет
Героев на подбор -- шеренгой многоликой:
Лежандр (его кумир -- Катон),
Заносчивый Колло -- колодников владыка,
За ними Робеспьер, Дантон,
Тюрьо, потом Шабо -- переберешь все святцы:
Коммуна, суд и трибунал.
Да кто их перечтет? Тебе б до них добраться...
Ты б поименно их узнал.
С отходной сим святым, достойным сожалений,
Пришел бы Анахарсис Кло,
А может, Кабанис, другой такой же гений --
Хотя б Грувель, не то Лакло.
Ну, а по мне, пускай надгробные тирады
Произнесет добряк Гарат.
Но после ты их всех низвергни в темень ада --
Долизывать Марату зад.
Да будет им земля легка в могильном мраке,
Под сенью гробовой доски:
Глядишь, тогда скорей отроют их собаки --
Растащат трупы на куски!