Приветствую уважаемое сообщество.
Прочитала биографию мадам Ролан, автор Ги Шоссинан-Ногарэ (Guy Chaussinand-Nogaret).
И поскольку книга мне понравилась, хочу поделиться с вами некоторыми отрывками из неё (Перевод с немецкого)
15 марта 1792 года король был вынужден назначить новое правительство. Дюмурье, назначенный министром иностранных дел, убедил короля включить в кабинет двух жирондистов, представлявших на тот момент самую сильную фракцию в законодательном собрании. Жан-Мари Ролан, муж Манон Ролан, стал министром внутренних делчитать дальше"Двор утратил свой прежний блеск. Шумные праздники стали редки, придворных стало меньше, чёрный цвет всё больше преобладал в одежде. Лица стали серьёзными и тяжёлыми, разговоры менее лёгкими, смех тихим, и громкие голоса лишь изредка раздавались в коридорах. И всё равно здесь всё ещё царил дух ci-devants (обозначение привилегированных Старого Режима). Добросовестно соблюдался этикет, и, сравнивая с античностью, можно было сказать, что это всё ещё был Дворец Цезаря.
Попадая во дворец, казалось, будто и не было никакой Революции. Только заплаканные глаза королевы, подавленные лица придворных и более сдержанное и тихое чем раньше поведение прислуги выдавали неуловимые изменения в эмоциональном состоянии дворца; от коридоров до приёмных, от залов до личных покоев распространялись повсюду подавленность и отчаяние. Только король, чьё бесстрашие и хладнокровие выделялось на фоне всеобщей удручённости, оставался как всегда добродушно-флегматичным. Его весёлось и спокойная величественность всё ещё напоминали о счастливых временах вступления на престол.
Однако же первое появление Ролана при дворе вызвало страх и отчаяние, потому что с ним вошла во дворец Революция. Этикет означает для двора половину его престижа; ритуальное соблюдение правил защищает двор от сползания к обыденно-банальному, которое обычно предваряет его окончательное падение. Можно быть уверенным, что Ролан не от рассеянности, а сознательно и по совету Манон, принёс в Тюильри скандал и возмущение. Его облик вызвал во дворце панику – он появился как живое воплощение республики. Он не сказал ничего богохульного, не промолвил ничего оскорбительного по адресу короля. Хуже. Как обычно холоден, почтителен и вежлив, Ролан совершил самое страшное из возможных непочтительностей, которые отдают трон на всеобщее презрение и поражают королей в самое сердце – потому что они нарушает символику: Ролан проигнорировал придворную литургию, он низвёл монархический декор до неважности и обозначил таким образом место, которое он уготовил Людовику XVI: место гражданина, первого гражданина в государстве, но больше не короля. Как будто он - символически – провозгласил республику, и окружение короля проинтерпретировало это знак именно так.
Суть монархии – мистическая. Тривиальность лишает её святости. Символы – всё. Но символы – хрупки. Для поддержания их сохранности необходима сложная система; как только нарушается одно звено, может обрушиться всё. Ролан разрушил лишь маленький элемент – он нарушил принятый при дворе дресс-код. Он явился при дворе так, как он ходил в клуб якобинцев, так, как он навещал своих соседей: в костюме квакера, в башмаках с бантами. Этого хватило для революции. Простота и республиканизм сопровождавших его были не так важны. Де факто речь шла о семиологическом цареубийстве: король был стёрт, низведён до уровня простого смертного. „О, мой господин“ - прошептал церемониймейстер Дюмурье, - „на нём башмаки без пряжек!“ На что Дюмурье, видимо осознавший весь глубинный смысл этого жеста, ответил, не изменившись в лице: „Ах, да, мой господин, всё, всё потеряно“.